Я не отношусь к числу тех, кто считает, что русская цивилизация всегда и во всем имеет оптимальную структуру и несется впереди планеты всей. К сожалению, значимые моменты исторического отставания по отношению к Западу у нас присутствуют и нам приходится их, время от времени преодолевать напряженными спринтерскими рывками. Причем преодолеваем мы эти моменты отставания с такой успешности, что пугаем Запад.

Наше отставание в строительстве цивилизации обуславливается тем фактом, что, в то время как преемственная история цивилизации в средиземноморском ареале началась три тысячи лет назад, если на территории современной Франции и Западной Германии современные города возникли на основе римских городов, возникших на основе кельтских городов две тысячи лет назад, то история русской цивилизации началась чуть более тысячелетия назад с формирования городских поселений, существующих до сегодняшнего дня. Разная культурная плотность, разный культурный слой, разная степень освоенности пространства человеком имеют решающее значение при задании долгосрочных темпов развития цивилизации в «длительной временной протяженности». И на этом пути Запад имеет фору в 1,5-2 тысячи лет.

Социальная структура южнее Альп и западней Рейна никогда не прекращала своего существования. Вся система городов Франции — это система галльских городов ставших римскими городами. Любой самый малый из французских городов старше Москвы на тысячу лет. Для русского национального самолюбия большая удача, что Россия зародилась в эпоху темных веков Запада, а имперские суперструктуры вроде арабского халифата или Византии не пережили нашей юности. Наша большая удача что система современных посткаролингских национальных государств в Европе зародилась именно тогда когда становилась Русь. Мы не чувствуем себя младшими. Наша государственность – ровесница французской и английской и старше немецкой.

Но если в отношении становления наций это неложное ощущение, то в истории глубинных социальных структур срок нашего отставания превышает срок нашего существования. Там где у нас древний город гордится тысячелетием, там во Франции или на западе Германии тысячелетие это укор молодого города, да и таких почти не встречается.

Конечно, вся Европа восточней Эльбы — половина Германии, Польша, Прибалтика, большая часть Скандинавии — ровесники и даже отстающие по сравнению с Россией. Заметим, что там, где эта фора не так очевидна, — в Восточной Европе, мы и не испытываем такого обостренного чувства разрыва, а порой у нас возникает и чувство собственного превосходства. Оказавшись в Берлине отнюдь не испытываешь ощущения того эпохального разрыва, которые могут тебя накрыть в Риме, Иль де Франсе или даже в древней Виндобоне.

Восток и Север Европы находятся в зоне мощной культурной иррадиации со стороны её Запада. Именно эта иррадиация позволяла прыгать через ступеньки, цивилизационно осваивать пространство и развивать культурные формы быстрее, чем это предполагалось в «естественном» темпе. Восточная (Центральная) Европа Представляет собой, так сказать, первичную колонию более развитых и древних областей.

Однако у России не было и не могло быть шанса попасть в эту зону «облучения» по чисто географическим причинам. Скорость прохождения «сигнала» большую часть прошедшего тысячелетия была такова, что континентальные русские пространства не могли бы находиться под постоянным прямым воздействием Рима или Парижа, даже если бы очень этого хотели. Роль, которая была бы уготована России в Европе, если бы Запад был единственным источником культурной иррадиации – это роль колонии колонии, Дальнего Востока Европы. Собственно это именно та пространственная иерархия, которую пытались сформировать по отношению к России Речь Посполитая, Германия (как в лице Ордена, так и непосредственно) и Швеция.

Однако на практике ничего подобного не происходит. Мы не представляемой собой дальневосточную провинцию Европы, но геополитический и исторический субъект, вопреки всему, претендующий на более высокое, не провинциальное место в структуре европейских народов.

Причина этого иерархического сбоя состоит именно в существовании в нашем случае альтернативного источника культурной иррадиации – Византии.

На момент рождения и начала культурного развития Руси именно Византия представляла собой самый мощный источник культурной энергии в мире. Это была трансляция опыта античности, восточных культур и самого исторического пути Византии, который был гораздо насыщенней, чем опыт Запада за V-X вв.

Византия и теснейшее взаимодействие с нею «сэкономила» русским 1,5 тысячелетия развития, позволив нам начать с аналогичных западным стартовых, а по сравнению с Центральной Европой даже приоритетных позиций. Тот факт, что Реймс старше Владимира на целое тысячелетие отчасти нивелировался мощнейшим культурным излучением из Константинополя. Именно подаренная Византией экономия усилий в цивилизационном развитии помогала нам не раз и не два держаться наравне со «старой Европой» и никогда ни при каких обстоятельствах не скатываться в ситуацию культурного мелководья.

Наше отставание было бы еще меньше (если бы вообще ощущалось), если бы источник культурной иррадиации из Византии не пресекся бы так рано – после взятия Константинополя в 1204 году, после которого уже пошли судороги Византии. И если бы не мощная экспансия Азии, уничтожившая целый пласт материальной и духовной культуры Руси после Батыева нашествия, а в Византийском мире подавив как культуры посредники – Болгарию и Сербию, так и саму Византию в ходе Османского завоевания.

Представим себе, что Русь продолжает развиваться в домонгольском темпе, при этом сохраняя плодотворную коммуникацию с Западом. Представим себе, что Византия, не сокрушенная крестоносцами, продолжает оказывать свое культурное влияние и, если и гибнет под ударами турок, у её политической, духовной и культурной элиты есть выбор – отправиться ли в Италию, или же на Русь. Совершенно очевидно, что сравнительные темпы развития России и Запада были бы совсем иными, корректировались бы в нашу пользу.

Поэтому ничего более нелепого и абсурдного, чем призывы «сбросить византийское наследие», чем стремление горько оплакать «ошибку князя Владимира», который не позвал немецких попов с крыжами, попросту не существует. Отречение от византизма для России – это не «вступление в Европу», а выпадение из неё, уничтожение того фактора, который компенсирует стадиальное отставание нашей цивилизации от цивилизации западного ядра. Наше место в Европе, наша претензия на культурное равноправие в Европе, обеспечивается именно тем фактом, что наша цивилизация восходит к античному источнику через другие, в чем-то даже более аутентичные каналы, чем цивилизация Запада. В нашем культурном коде есть участки, на которых мы можем не заимствовать у Запада и не догонять его, а просто спокойно продолжать собственное развитие.

Византизм стал одной из базовых категорий русской цивилизации. Даже исчезнувшая и полузабытая Византия – это те «нули», через которые наша русская «единица» имеет совсем другой культурный и цивилизационный номинал.